Имя, Фамилия персонажа:
Наата Норт (Naata North)
Дата рождения5 июня
Информация о персонаже: Дедушка всегда что-то рассказывал, он говорил о далёких временах, об островах и о загадочных животных, которых Наата видела только на картинках в одной из своих книжек, животных, которые тогда были людьми и создавали мир таким, какой он есть сейчас. Каким знала бы его Наата, если бы вместе с мамой и дедушкой жила в той удивительной, красочной стране Австралии, где родился Кьяну, её дедушка. Но всю свою небольшую жизнь она жила в Бристоле, у них была маленькая квартира с потёртой мебелью, которой тоже было не так уж много. Зато была картина, это были загадочные узоры и непонятные существа, которые наблюдали за ней внимательным взглядом, стоило войти в комнату. Это было воспоминание о бабушке, которая умерла, когда Наата ещё не родилась. Кьяну не так часто рассказывал об этом, но когда говорил, он становился каким-то особенным, почти таким же, как когда, отстукивая одному ему известный ритм, пел что-то на непонятном, но завораживающе красивом языке так, как будто это был вовсе не родной и всегда знакомый дедушка, а кто-то совсем другой. Такой, как те, о ком он рассказывал. Бабушка была художницей, они встретились ещё в Австралии, дети, отнятые у родителей-аборигенов и выросшие в приюте. Только дедушка был старше, когда там оказался, и он хорошо помнил свою мать, был посвящённым юношей, уже прошедшим инициацию, и готовился однажды стать знахарем. Бабушка очень любила искусство, которое помнила с детства, а особенно те наскальные рисунки, которые изображали древних существ и загадочные узоры, и хотела стать художницей. Кьяну работал на попадавшихся малоквалифицированных, одинаково ненавистных ему работах, которые первое время позволяли Джедде рисовать. Но было понятно, что долго так продолжаться не может, картины не покупали или брали за гроши, а Кьяну стал вспыльчивым и мрачным, он ненавидел этих людей, ненавидел этот город, напоминавший каждой своей улицей о том, что сломало всю его жизнь, ненавидел эти земли, на которые он не имел права, и себя за то, что не может исполнить мечту Джедды. И случай, предлагавший за счёт знакомых Джедды не очень дорого переехать в Британию, в культурный город Бристоль, в который она влюбилась по одним только фотографиям, город, где одна женщина заинтересовалась её работами, показался им чем-то почти волшебным. Та женщина, впрочем, приобретя пару картин на заказ, быстро скрылась из поля зрения, однако дело действительно пошло лучше. Особой популярности картины Джедды не имели, но какие-нибудь покупатели всегда находились. Здесь она научила Кьяну любить этот город и старалась помочь ему любить людей, которые жили рядом. Теперь же Кьяну не работал, а о Джедде осталось лишь воспоминание в виде этой картины на стене и редких рассказов. Их единственная дочь же, Каима, мать Нааты, была экскурсоводом сразу в нескольких местах, она мало бывала дома так, чтобы они действительно могли быть рядом, но, когда это происходило, это были чудесные моменты. Когда Наата была маленькой, Каима рассказывала ей истории на ночь, иногда это были обычные детские сказки, записанные в книжках или выдуманные ей самой, иногда — те самые дедушкины истории, а порой, рассказы о красотах и достопримечательностях Бристоля. Но, что бы это ни было на самом деле, для неё это всегда была особенная сказка, рассказанная так, как это умела только мама, чуть насмешливо и при этом внимательно и уверенно, так, как будто это было чудо, которое она видела собственными глазами, а теперь доверяла эту историю только ей, Наате, насмешливо поднимая брови на самых загадочных моментах и не оставляя этим жестом ни малейшей возможности сомневаться в сказанном. Когда Наата стала старше, ночные истории всё чаще перерастали в их маленькие тайные разговоры. Тогда они выключали свет и в темноте рассказывали друг другу о красках, которые им встретились в сегодняшнем дне. Они смотрели друг на друга, видя только смутные силуэты, говорили и изредка прислушивались к тому, как в соседней комнате бормотал что-то во сне дедушка. Папу Наата никогда не знала и не видела, а мама говорила об этом неохотно. Изредка он всплывал в криках дедушки на Каиму, ночных криках из-за плотно закрытой двери. Когда Наата стала постарше, мама объяснила, что он, узнав, что у Каимы скоро появится на свет дочка, решил, что он пока не готов стать хорошим, настоящим отцом. А больше Каима ничего не рассказывала, но и эти слова Наате не понравились, они звучали так, как будто он собирался потом всё-таки стать ей хорошим, настоящим папой, и она не верила, что однажды он это сделает, если до сих пор даже не попробовал. У него, наверное, была уже своя семья, а ей неплохо жилось и без него и дальше как-нибудь проживёт. А вообще дедушка мог кричать по самым разным поводам. Тогда он, спокойный, хотя и всегда непреклонный в своих решениях, становился яростным и вспыльчивым, орал на маму и метал ей под ноги попадавшиеся ему в руки предметы. Каима обычно молчала, склонив голову и изредка отступая назад или прикрываясь рукой, и только иногда что-то говорила, всегда тихо и тем не менее решительно, твёрдо. Это было привычно, но всё равно иногда, когда дедушка был особенно разъярён, страшно, за маму и за себя.
Наата довольно рано научилась читать, дедушка не любил европейские книги, а мама не так много могла её учить, но, когда девочка прочитала свои первые несколько слов, это уже почти не требовалось. Она сопела над детской книжкой и хмурила брови, пока, наконец, не разберёт слово. И Наата всегда любила истории и любила книги, сказочные, приключенческие, энциклопедии или журналы. В школе, когда в первые дни все только неуверенно знакомились друг с другом, Наата задумчиво смотрела на них и думала о том, какого выбрать друга. Ей казалось, что это очень решительный шаг, и надо всё продумать. Вот, например, если она познакомится с тем мальчиком с взъерошенными тёмными волосами, не будет ли он у неё потом списывать? А вот та девочка, которая так застенчиво смотрит вокруг, не придётся ли Наате вечно самой придумывать, чем им заняться? А потом к ней решительно подошла девочка с широкой улыбкой и бесчисленными кудрями, и тут же, не представляясь, пригласила её после уроков к себе домой. На одном дыхании рассказала, что у них там есть большой толстый кот, а у неё есть братик, что он смешной и совсем маленький, а ещё у неё есть кукла с очень глупым выражением лица, но она ей всё равно нравится, и я тебе всё покажу, только надо ехать на автобусе, но тётя Грет тебя потом отвезёт. И только под конец сказала, что её собственно зовут Джейн, и они теперь могут быть подругами. Эта её решительность была тем самым, что не давало никакой возможности отказаться, и Наата не отказывалась. С Джейн всегда было просто и очень интересно, она много говорила, знала всё про всех, удивлялась рассказам об Австралии и о бабушкиной картине, и говорила, что Кьяну страшный, но он ей безумно нравится. Хотя дедушка с ней даже никогда не разговаривал и всегда смотрел так, что было видно, что он хочет, чтобы Джейн ушла. Джейн ненавидела читать, но всегда внимательно слушала, когда Наата рассказывала ей о книгах, и с лёгкостью соглашалась вместе придумывать истории. Иногда, когда они ехали на автобусе к ней домой, Джейн вдруг спрыгивала на какой-нибудь остановке, решая, что сегодня она хочет прогуляться тут, или видя у выходящей на этой остановке женщины интересную собачку, за которой надо было обязательно проследить и узнать, точно ли она такая хорошенькая или только притворяется. И, конечно, Наата выходила вместе с ней, и они по несколько часов гуляли по городу, а потом пытались понять, где они оказались и как отсюда добраться до чьего-нибудь из них дома. Настоящей выдумщицей чаще всего была Джейн, а Наата руководила процессом, хотя иногда и она придумывала что-нибудь интересное. Когда они спорили, Наата была непреклонна, она могла с энтузиазмом взяться за выдумку подруги, но уж если считала, что выдуманный ими храбрый и опытный охотник не мог в этот день попасть в кенгуру, потому что отвлёкся на странный звук, то это обязательно должно было быть так. Джейн хитро улыбалась, кивая, а потом как-то так выстраивала историю, что вдруг оказывалось, что этот охотник и не хотел сегодня охотиться на кенгуру, но зато нашёл очень полезную траву, которая позволила ему стать очень-очень метким и с тех пор всегда попадать в кенгуру. Наата задумчиво и со смехом смотрела на Джейн, а потом бросалась в новую схватку выдумок.
Учиться было интересно, хотя девочка и не делала всё особенно прилежно, учила, но только настолько, насколько считала необходимым. Потому что иногда гораздо интереснее было проводить время с Джейн или играть с мальчишками в футбол. Наата не особенно с ними дружила, но быстро научилась неплохо играть и не плакала, если разбивала коленку, как другие девчонки, так что её принимали в игру, и не только в футбол. А её привлекала всё та же их решительность и отсутствие необходимости делать вид, что ей не очень-то интересно, она не очень-то хочет и вообще готова всегда уступить, хотя просто общаться с ними было не очень интересно. И ей нравились почти все игры, в которые те играли, это было интересно и просто, но особенно захватывала возможность доказать, хотя бы и самой себе, что она может сделать что-то быстрее, ловчее, лучше. Когда занятие было интересным, всегда получалось, что ей особенно важно сделать это лучше, чем другие. В такие моменты лицо принимало то самое мамино насмешливое выражение и оставалось таким, даже когда она проигрывала. Особенно тогда, потому что в такие моменты было очень обидно, но нельзя было позволить себе плакать у всех на виду, потому что это была слабость. Почти вечная насмешка была поводом для ссор, но и для уважения. Наата спорила вместе с мальчишками, доказывая, что кто-то нечестно играл, дралась, когда её ударяли, и делала это отчаянно, хотя вообще-то драки Наате не нравятся, потому что они ни капельки ничего не решают, но и убежать или стоять тихо-мирно, когда её ударили, она не может. Слушала, как мальчишки делились результатами своих вылазок, хотя сама редко когда соглашалась на авантюры. Её не привлекает опасность, а любопытство Наата умеет откладывать, ждать. О чужих секретах и разговорах девочка предпочитает не знать и очень не любит, когда кто-то вмешивается в то, о чём она не хочет говорить, берёт вещи без спроса или утверждает, что ей бы что-то не понравилось или понравилось, не спрашивая у неё самой. По крайней мере, когда речь идёт о плохо знакомых ей людях.
Те рассказы дедушки о Временах Сновидений и о красочной Австралии были сначала чем-то неотъемлемым и не требующим объяснений. Ещё не особенно понимая, о чём идёт речь, Наата слушала или не слушала, но всегда ощущала присутствие этого мира совсем рядом с собой, привносимым и отделяемым одним только дедушкой. Потом это стало сказками, теми чудесными сказками, в которые она искренне верила, представляя себе, как те люди охотились, как они ходили по земле и как давали дедушке и его родным знания о мире с его красотой и волшебством. А потом, Наате тогда было лет восемь, дедушка стал много рассказывать ей о знахарстве, почти ничего конкретного и очень много всего. О том, что может сделать настоящий знахарь, и о том, на что способен тот, кто не учился этому у Байяме, но знает несколько магических действий. И о мире, который люди ежегодно изменяют своим вмешательством, и который нуждается в вечном возвращении к себе первому, а значит, и к себе вечному. И вновь она не всё понимала и не во всём угадывала едва различимую самую особенную мысль, но всё равно слушала и с каждым разом понимала чуть больше. Она не хотела, чтобы весь знакомый ей мир вернулся в хаос, очень хотела возрождать и приводить его в порядок вновь и вновь. Но Кьяну никогда не говорил о том, как. Он ни разу не учил её знахарскому мастерству, а ведь он когда-то давно учился этому и готов был стать таким! А ещё Наате скоро исполнялось одиннадцать, и она верила в магию, в духов и вечное движение мира на месте, но верила в них отдалённо, в то, что это было, но даже не в той Австралии, одном из шести материков, которые они проходили в школе, но где-то за тысячей морей, в месте, о котором никто ничего не знает, кроме её дедушки, мамы, а теперь и её самой. Поэтому то, что она может и даже должна принимать участие в сохранении того далёкого мира, было смутным и почти сказочным. А на её день рождения в окно, хлопая крыльями, влетела сова, доставившая свой почётный груз в виде письма из Хогвартса и с чувством выполненного долга ухнувшая в окно, будто её и не было. Подхватив его, это было ей, Наата удивлённо посмотрела на маму и дедушку. Но они, вместо того, чтобы рассказывать, в чём дело, или смотреть на неё с таким же удивлением, выглядели знакомо решительно. Сначала они ещё говорили на почти спокойных тонах, и из не очень понятных слов можно было сделать вывод только, что это письмо было как-то связано с мамой, что оно ей тоже приходило? А потом, и это было очень странно, мама не выдержала и закричала, что он не имеет никакого права и что это её, Нааты, выбор. Потом опомнилась и замолчала, но взгляд не отвела. Дедушка холодно и нарочито громко заметил, что, если бы каждый имел право выбирать, то не было бы ни их, ни вообще всего этого мрра. А всё и так непрерывно рушится на глазах. И так же холодно, почти безразлично, так, как он никогда на неё не смотрел, Кьяну перевёл взгляд на Наату. А она даже не успела удивиться или ужаснуться, только смогла наконец спросить, о чём они говорят, и что это такое. А оказалось, что есть такая школа, где обучают магии, и, главное, что она сама — волшебница или что-то вроде того, и в этот самый Хогвартс приглашена. Обучаться. Только что её там научат, по словам дедушки, как изменять под себя и рушить материю мира, а вовсе не тому, чему должны бы учить людей, которые способны обращаться к магии в себе и в мире. Наата тогда удивлённо посмотрела, в себе — это как? В голове? В руке? В сердце? А как её найти? Дедушка нахмурился, а мама с улыбкой покачала головой. И Наата узнала, что дедушка тоже был магом, что поэтому он и мог стать знахарем, но только не успел стать настоящим. И, что такое же письмо получала мама, когда ей исполнилось одиннадцать лет, точнее, его в конце концов принёс человек, который был волшебником, работником Министерства Магии, он мог двигать предметы по воздуху, превращать один в другой и, как он сказал, это, конечно, только самое малое. До этого маме приносила его сова, но, стоило Кьяну прочитать содержание, он тут же разорвал его в негодовании, что они вообще смеют такое предлагать. И министерский работник, конечно, тоже не смог убедить дедушку, который не хотел, чтобы его дочь занималась Этим, а хотел научить её стать такой, каким не смог быть он. Только, кажется, самому научить у него не вышло. Но это всё станет волновать уже позже, а тогда Наата просто не понимала, как это возможно. Как они поняли и почему решили, что она как-то так может? Может, это ошибка, и вообще? Тогда мама предложила вспомнить, не происходило ли с ней чего-нибудь странного, может, когда она дралась? Или в другие моменты, когда ей было обидно, больно или напротив? А потом и сама напомнила про, например, не так давно разлетевшуюся у Нааты в руках чашку, осколками которой она ещё сильно порезалась. Да, она помнила, и не только это. Раньше такие случаи казались просто странными случайностями, которые случаются, но сейчас этих случайностей оказалось действительно много. Наата не поверила, не совсем, но она безумно хотела, чтобы это было правдой, и, конечно, не могла не согласиться. А потом был Косой Переулок, и он, кажется, уже не оставил ни малейшей возможности сомневаться. Почти. Это было странно, неожиданно, почему-то очень волнующе и всё же немного обидно, потому что можно было ведь сказать ей об этом гораздо раньше, получается, они всегда знали, но так ни разу и не сказали ни слова до того, как это случилось. И она думала о Джейн, с замиранием сердца, о том, что, может, ей тоже пришло, вдруг как-то так получилось? И, хотя мама уже объяснила, что ни в коем случае нельзя об этом никому говорить, но ведь значит и Джейн может быть просто не могла ей сказать?
Три ситуации на выборСитуация №1. Вы заметили, что ваш сокурсник списывает на контрольной - ваши действия.Если просто не особенно знакомый сокурсник, то я ничего не буду делать, не жаловаться же в конце концов учителю на то, какой он нехороший. В общем-то, это его выбор. И поднимать эту тему с ним тоже не буду, потому что это не моё дело и у каждого могут быть свои причины. Если это мой друг или хороший знакомый, то, может быть, я обращу на это более пристальное внимание, не чтобы осудить или вообще начать об этом говорить сразу после контрольной, но, если обычно это ему не свойственно, может быть косвенно узнать, в чём дело, и ненавязчиво попробовать помочь, если это будет нужно.
Ситуация №2. Выбирая книгу в магазине, которая очень поможет вам в учебе, вы вместе с учеником другого факультета схватились за одну и ту же. Это последний экземпляр. Ваши действия.Отпущу. Не стоять же так до скончания веков и не перетягивать туда-сюда. Так что как минимум отпущу, хотя это не значит, что сдамся. Дальше всё будет зависеть от ученика и от книги. Если он даже не посмотрит на меня, ухватив нужную ему книжицу, то насмешливо окликну вроде того, что, неужели он полагает, что эта книжка может помочь в его случае. Если тоже смущённо-удивлённо оглянется на меня, то уже решим, что делать. Но скорее всего я уступлю, есть, в конце концов библиотека и, может, пока я ругалась бы, успею найти в магазине что-то ещё более полезное и интересное.
Ситуация №3. Ваш сокурсник рассказал вам, что узнал проход в запретную секцию библиотеки и теперь туда ходит брать книги. Быть там ученикам запрещено. Ваши действия. Если он мне это рассказал, то уж наверное считает, что я его не сдам, и даже, что мне эта мысль может понравиться. Я никому не расскажу, но всё же его разочарую, потому что, пока у меня нет особенной надобности, идти туда я смысла не вижу, тем более, что ученикам запрещено там находиться и вероятнее просто так. Предупреждать таких, что это опасно, смысла нет, но, может быть, я ему с невозмутимым видом расскажу, что случалось с волшебниками, которые туда отправлялись одни тёмной ночью. И буду держать в голове этот случай, если вдруг окажется, что с ним что-то случилось.
Внешность персонажа: Suhana KhanВнешностьКонтактные данные: naata.lamins@gmail.com